Приключения в Кукарекии и на острове Сладкая Отрад - Страница 57

Гав действительно не интересовал Льва Рыкалыча, а вот маркиз…

— Обыскать карусель! — приказал начальник охраны. — Он должен быть здесь.

В ту же секунду Бяка-Задавака выскользнул из своего убежища и бросился бежать, на сей раз в ту же сторону, что и крутилась карусель, таким образом, скорость его удвоилась. Бяка-Задавака надеялся, что у львов закружится голова, им будет не уследить за ним!

Однако маркиз и тут просчитался. Львы привыкли к любой беготне, голова у них от этого не кружится. Зато маркиз разогнался до того, что попросту вылетел с круга как ядро из пушки и пробил головой шоколадную ограду парка.

— Не мешайте мне! — попытался он увернуться от охранников, поспешивших к нему. — Видите, я занимаюсь делом, угодным нашему правителю — ем шоколад. Вас накажут, если вы мне помешаете!

— А правитель на сей раз хочет накормить тебя не шоколадом, а мороженым, — угрожающе рявкнул Лев Рыкалыч. — Взять его под стражу, отвести в морозилище и дать мороженого. Самую большую порцию!

Бяку-Задаваку схватили, Лев Рыкалыч построил свою рать и произнес речь, как на параде:

— За мужество и отвагу, проявленные при задержании преступника, представляю всех телохранителей, в том числе и меня, к высоким наградам. Шагом марш!

Ать-два, левой-правой,
три-четыре, все мы правы.
Пять-шесть, нас не счесть,
семь-восемь, целое войско!

Бяку-Задаваку вели под стражей, но теперь никто не сидел в конфетных кустах и не строил планы его освобождения. Впрочем, маркиз не был забыт. В зарослях возле мельницы Тельняшкин внимательно слушал рассказ Гава о том, что произошло с Бякой-Задавакой.

— Мне кажется, его взяли, — грустно говорил Гав. — Я еще и до реки не добежал, как карусель остановилась.

— Они отведут его на судилище-морозилище и заморозят от пят до макушки, — подала голос доктор Меэрике.

— Мне его жалко, хотя он и отдавил мне хвост, — признался Гав.

— А он тебя жалел, когда побежал за своим золоченым, видите ли, креслицем? — возразил Тельняшкин.

— Если бы Гав не вошел в дом, может, оба спаслись бы, — предположила доктор Меэрике. — Бяка-Задавака меняется к лучшему. Вот увидите, он станет совсем другим. Уже сейчас, обратите внимание, он остался в руках преследователей, чтобы дать Гаву уйти. Нет, мы ни в коем случае не должны покинуть остров без маркиза.

Последние слова показались всем до грустного смешными. Покинуть остров? Но как? Пчела Жужа сидит в целлофановой клетке, и ее стерегут злющие охранники, Бяку-Задаваку повели скорее всего на Судилище-Морозилище, их лодка болтается неизвестно где в бескрайнем море, с Буревестником не связаться, на глаза телохранителей никому из них нельзя показываться. Так как же покинуть остров?

— Если вы будете крепко держаться, я бы доставила вас к какому-нибудь проходящему пароходу, — предложила Бегемотиха. — Как того моряка когда-то.

— Спасибо тебе, Бегемотиха, — поблагодарил Тельняшкин. — Мы знаем, что вы с сыном всегда готовы нам помочь. Но… — неунывающий Тельняшкин был на сей раз необычайно серьезен. — Моряк был сам себе хозяин, он мог попасть на любое судно. А мы… — он поглядел на доктора Меэрике и ее верного пса-санитара по имени Гав. — Для нас все это может плохо кончиться.

Попади они в чужие руки, кто знает, что их ждет? Ведь за пределами острова они — совсем не новые куклы. Может, они подвергнутся еще большей опасности, чем на острове.

— Если бы мы хоть когда-нибудь вернулись в свою Квартирляндию! — воскликнула доктор Меэрике. — Не знаю, что бы я отдала за это! — И она с тоской посмотрела в ту сторону, где, по ее мнению, находилась Квартирляндия.

— А если мне записаться в свиту скоморохов и болванчиков под именем Тяв-Тяв и навсегда остаться на острове, чтобы Шоко-Роко разрешил остальным уехать? — предложил Гав.

— Оставайся пока Гавом, — улыбнулся повеселевший Тельняшкин. — Болванов на острове и без тебя предостаточно. Давайте-ка устраиваться поудобнее. Навряд ли нам предложат сегодня более удобный ночлег.

Из веток конфетного дерева, на которых то здесь, то там еще висели конфеты, Тельняшкин и Гав устроили для доктора Меэрике небольшой шалашик. Гав улегся у входа на охапке листьев, а Тельняшкин первым добровольно заступил на вахту.

Он слышал, как умиротворенно журчит какао в речке, смотрел на коричневатые волны, неустанно бегущие в сторону моря, и в голове его сама собой рождалась песня:

Если делать и взаправду
ничего не велят,
то становится невкусным
шоколад-мармелад.

Гаву не спалось. Он встал со своей лежанки и подошел к Тельняшкину, примостился рядом. Он глядел на кружевные кроны конфетных деревьев, четко выделявшиеся на фоне неба, на белевшую вдали Сахарную Гору, которую он лизал, несмотря на запрет, на светлую полоску берега у темно-синей морской глади. Гав тяжело вздохнул.

Тельняшкин обнял друга.

— Не грусти, Гав. Утром посмотрим, что делать дальше. Недаром говорится — утро вечера мудренее.

Утро и впрямь оказалось мудренее.

За ночь у Сахарной Горы откуда ни возьмись выросла новая вершина! Еще вечером гора была скругленной, будто подпиленной сверху, а теперь — хотите верьте хотите нет, — она устремляла в небо острый белый пик.